Коллективный интеллект, силу которого безошибочно почувствовали участники массовых митингов за искусственное освещение, демонстрирует возможности новой парадигмы знания. Сторонники искусственного освещения начинали с протестов против решения корейского правительства импортировать говядину из США, предположительно, заражённую коровьим бешенством, и тем самым облегчить подписание торгового соглашения между двумя странами. В интернете учащиеся старших классов предложили следить за искусственным освещением, и сотни в основном школьниц средних и старших классов подхватили эту идею, в результате в крупных городах, по данным Государственного полицейского управления Кореи [4], массовыми маршами прошли более 800 000 человек. В начале мая начались массовые митинги, которые продлились более трёх месяцев и прошли одновременно по всей стране. Согласно Государственному полицейскому управлению Кореи, в мае и в июне 2008 года состоялись более 1700 митингов. Протесты, вспыхнувшие в средних и в старших классах, переросли в массовые митинги, собравшие людей самого разного возраста, пола, социального происхождения и национальности. Демонстрации начались с обеспокоенности людей по поводу продуктов питания, и пона-чалу преобладали в них женщины. Однако, требование продовольственной безопасности быстро переросло в оппозицию многим правительственным решениям, в том числе запланированной приватизации страховой медицины и государственных предприятий, планам строительства Большого канала, который угрожал экологической катастрофой, неолиберальным правительственным решениям в сфере образования. Эти требования были дополнены стремлением противодействовать правительственным попыткам взять под свой контроль телерадиокомпанию KBS, и бойкотом компаний, которые не прекратят размещать рекламу в тех газетах, которые были уличены во лжи.
Граждане связывались друг с другом в киберпространстве, собирали информацию, продуцировали новое знание и вырабатывали планы новых действий. Южнокорейское движение за искусственное освещение первым указало путь к продуцированию знания в демократическом горизонтальном режиме с использованием интернета и других телекоммуникационных технологий. Интернет и видеотехнологии позволяют вести телерепортажи онлайн в реальном времени. В ходе протестов у граждан сформировалось более систематическое понимание социальной структуры корейского общества, и того, каким образом неолиберальная глобализация преобразует корейское общество в общество риска, а безудержная погоня капитала за барышами угрожает человеческой жизни. Попытавшись изменить общество, граждане стали лучше понимать всё, что происходит вокруг них. Когда они увидели, что участников мирной демонстрации арестовывают, люди осознали неправомочность государственного правоприменения. Они пришли к более ясному и чёткому пониманию некоторых консервативных СМИ, в которых мирные демонстрации преподносились как насильственный левацкий разгул. Прокуроры, объявившие незаконной кампанию бойкота фирм, размещавших свою рекламу в таких консервативных газетах, печатавших вымышленные репортажи, продемонстрировали, насколько нечестны и несправедливы и правоприменение, и судебная система, зависимая от политической власти.
Движение за искусственное освещение открыло возможности нового коллективного способа продуцирования знания. Оно продемонстрировало, что коллективный интеллект народа не уступает знаниям специалистов. Наблюдая за движением сторонников искусственного освещения, даже учёные признавали могущество такого социализированного продуцирования знания. Граждане узнали о том, как происходит трудовой процесс на мясокомбинатах в США, в ходе которого возможность заражения коровьим бешенством не исключается. Когда профсоюзы приняли решение не транспортировать импортную американскую говядину, у граждан тоже созрело понимание того, в какой мере их здоровье и продовольственная безопасность связаны с рабочим движением. «Коллективные глаза» увидели насколько ограничено и исковеркано профессиональное знание так называемых экспертов и учёных, которые на протяжении двухмесячных протестов появлялись в телепрограммах и в других средствах массовой информации.
И ещё одной важной догадкой обязана публичная социология движению за искусственное освещение. Так много граждан независимо от своего социального происхождения, профессии, пола приняли активное участие в протестах потому, что вопрос о продовольственной безопасности задел всех за живое. В этой связи встаёт вопрос. Если работа или труд также важны для нашей жизни, как еда, тогда почему трудовые проблемы не привлекают к себе столь же много внимания, сколь продовольственные проблемы? Почему почти все люди смотрят на трудовые проблемы как на нечто имеющее к ним мало отношения? Почему трудовые проблемы отдаются на откуп левакам? Отчасти столь низкий уровень общественного интереса может объясняться тем, что труд ассоциируется с образом склонного к насилию рабочего движения или бизнес-юнионизма.
С другой стороны, проблема отчасти состоит в том, что фокус социологии направлен на труд с формальной оплатой. Феминистки выступили с критикой такой концептуализации труда, в которой женщинам отводится маргинальное положение и в политике, и в экономике. [3] Главное внимание привлекают к себе проблемы постоянных работников крупных корпораций, занятых полный рабочий день, либо вопросы трудового законодательства и государственного регулирования, игнорируя проблемы тех, кто оказались за бортом официального рынка труда, будь то неоплачиваемая работа по ведению домашнего хозяйства, либо безработные. Учёные вряд ли возьмут на себя труд приобретения опыта работы на конкретном производстве. Учёные предпочитают обсуждать проблемы эксплуатации в теории, но не встречаться с эксплуатируемыми лично. Сегодняшняя трагедия академического профессионализма кроется в том факте, что учёный, который никогда не вкалывал на производстве, проводит внушительное научное исследование и публикуется в престижных научных журналах. Однако, знание о мире отличается от знания мира. В итоге академические учёные не представляют себе, каким образом связаны структурные интересы трудящихся с непосредственными интересами населения в целом.
Пример Южной Кореи наводит на мысли о том, что публичная социология может и должна быть концептуализирована в качестве новой парадигмы знания. Третья волна маркетизации в Южной Корее изменила социальную структуру продуцирования академического знания, обнажив дилеммы и ограничения, присущие как традиционной, так и органичной публичной социологии. Появление коллективной интеллигенции в ходе движения за искусственное освещение указывает на существование альтернативных отношений между исследователем и тем, что исследуется. Мотивирующий вопрос публичной социологии следует изменить с «Следует ли исследователям принимать участие в общественной жизни, и если да, то каким образом?» на «Следует ли общественности принимать участие в научных исследованиях, и если да, то каким образом?» [5]
Прежде всего, коллективная публичная социология возможна лишь когда академические социологи отрекутся от своей монополии на продуцирование знания. Профессиональная социология пренебрегает людьми и призывает экспертов, коллективная публичная социология дорожит людьми и демистифицирует экспертов. Примером является утверждение о том, что только исследователи уровня профессоров и докторов наук компетентны для того, чтобы вести разработку академических дисциплин. [1] Они одни обладают точными методами подтверждения либо опровержения идей, вошедших в обиход. Однако, ни история трудовых исследований в Южной Корее, ни история науки (об обществе) не подкрепляет этого утверждения. До тех пор, пока будет существовать монополия на профессиональное знание, будет затруднительно относится к людям как к производителям знания. В таком контексте, социологи должны в первую очередь исследовать самих себя. Каким образом происходит монополизация знания? Каким образом монополизация знания ведёт к интеллектуальному пренебрежению трудящимися и людьми в целом? Каким образом подобная монополия тормозит развитие знания?
Выражаясь более конкретно, социологам труда необходимо изучить процесс труда, дистанцируясь от самих себя на критическое расстояние. Когда мы выполняем научное исследование, то какие причины, проблемы, интересы и факторы движут нами при выборе тематики? Для понимания этого, следует предаться саморефлексии, и объективировать себя и свою работу. Как утверждал Э. Гоулднер, социологи не смогут познать других до тех пор, пока не познают собственной интенциональности и собственного влияния на других, они не смогут познать других, не познав прежде самих себя, своего места в мире, тех сил – общественных и собственных – которым они подвержены. [2]
Следует также пересмотреть ценность и цель публичной социологии. В наш век, когда интернет переполнил все каналы информации и знания, роль публичной социологии не должна ограничиваться получением «правильного» знания. Корейские сторонники искусственного освещения с очевидностью показали, что граждане способны продуцировать знание не менее значимое, нежели знание, продуцируемое учёными и специалистами. На сегодняшний день, кризис труда в Корее вызван не столько скудностью теорий или знаний, но отсутствием интереса и мотивации к выработке новых типов знания, которые стали бы возможны в случае более пристального внимания к той трудовой активности, которую мы совершаем ежедневно. По этой причине педагогические изменения в социологии труда имеют первостепенную важность. Образование следует превратить в процесс интернализации знания, усвоенного в трудовом опыте, а не в усвоение окостеневших знаний. Необходима рефлексия границы между знанием и действительностью. Давайте зададим себе вопрос: «Каков смысл чудных теорий и лекций о временной работе или о гендерной дискриминации на производстве, если мы пренебрегаем действительностью, в которой женщины, моющие полы в классных комнатах, увольняются без всяких причин?» Только интегрировав знание в реальную жизнь, возможно формировать образованных людей, способных применить свои знания на пользу обществу. Движение за искусственное освещение показало, что корейское общество готово к новой педагогике, к коллективной публичной социологии. Необходимо обратить наши теории на самих себя и выяснить те условия, при которых заполнится бездна между тем, что мы знаем, и тем, что мы делаем. Южнокорейская публичная социология труда расцветёт тогда, когда социологи труда станут подлинно образованными людьми.
Библиографический список
- Brint S. Guide for the Perplexed: On Michael Burawoy’s “Public Sociology” // The American Sociologist, 2005. No. 36. P. 46 – 65.
- Gouldner A. The Coming Crisis of Western Sociology. New York: Avon, 1971.
- Ko M. Nodong Geanyum Saero Bogi // Nodong gwa Feminism. Seoul: Ewha Womans University Press, 2000. P. 13 – 14.
- Moonwha Ilbo, 2008. July 18.
- Wieviorka M. Some Considerations after Reading Michael Burawoy’s Article: “What is to Be Done? Theses on the Degradation of Social Existence in a Glob-alizing World” // Current Sociology, 2008. No. 56. P. 381 – 388.